Виктор Васильевич Екимов, начальник нашей лаборатории в ленинградском ВНИИ Мощного Радиостроения, был старше меня на пару десятков лет и к счастью моему оказался поистине наставником инженерного дела в области силовой электроники.
Меня, салажонка, только что закончившего Ленинградский Институт Авиационного Приборостроения учил видеть приоритеты в многофакторных технических задачах преимущественно в области разработки различных узлов ускорителей ядерных частиц.
Особенно импонировали его практические методы приближенного анализа электрических цепей и удивительный талант отыскания в многомерных задачах оптимального одномерного решения. И даже почерк со старинным нажимом у него, казалось, был приятно приспособлен для этого.
Страдал он только от недостатка рабочего времени, хотя норма его труда была часов по двенадцать в день. И это ежедневно, включая субботу. Постоянно страдал: «Как ни старайся, а больше двух листов в день оригинального текста не напишешь!».
Частенько подчиненный к концу намеченного срока работы подходил к нему и, опустив глаза, говорил, что что-то не получается. Его ответ был стандартным: «Ничего, не беспокойтесь, я — сделаю!». И делал-таки. Лафа паразитам! Но, любопытно, что они не всегда бывали благодарными: когда он, запарившись в работе над их же задачами, нечаянно садился мимо стула, их мгновенной реакцией был только смешок. «Екимов все делает за всех!». Это было нормой.
Его отличала удивительная бытовая скромность. Внешне ничего начальственного в нем не просматривалось. В командировке бывало его, начальника, по первости, принимали за подсобника и заставляли нести груз. Он и нес — подчиненные не всегда спешили помочь. Под стать его скромности была его подпись — с са-а-амого края листа минимально возможная округлая прописная Е с еще меньшей закорючкой.
Но вся эта скромность существовала пока не поднимались вопросы технической идеологии. И вот тут уж он становился тираном — жестоким, непреклонным и упрямым. Особенно доставалось мне.
Вот типичный образчик нашего диалога после моей иногородней командировки на очередной разработанный нами источник питания аппаратуры ускорителя.
-Ну кто Вам разрешил убрать трансформатор из цепи отключения тиратрона…
-Но ведь конденсаторное отключение проще, меньше потерь, освобождается место для других дел…
-Так хорошо, мягко раньше выключался тиратрон, а теперь… Уродство какое-то. Что Вы себе позволяете?
-Ну и что, зато…
Так мы зло ругались с ним почти после каждой моей командировки. А уж когда я завершал описание отчета по научно-исследовательской работе НИР (это обычно 100-200 страниц оригинального текста по внедрению только что появившихся мощных силовых тиристоров) была сплошная многодневная битва. Конечно, половина замечаний была, безусловно, справедливой и полезной, за что я демонстративно пафосно не скрывал своей благодарности. Еще тридцать процентов замечаний я принимал, не считая их справедливыми, но за двадцать процентов разногласий — стоял насмерть. Но и Екимов был — фрукт. Боже, как самим нам и окружению надоедала ругань. Сотрудники в это время меня ненавидели и в открытую выражали свою неприязнь. Компромиссы находились крайне болезненно.
В основном, конечно, побеждал начальник, но к его чести и благородству все, даже мелкие разногласия, разрешались только консенсусом. И удивительным образом после окончания споров зла друг на друга мы не держали, а для меня это было едва ли не самое счастливое время жизни.
В отличие от других начальников он всегда намертво отказывался от соавторства в Авторских свидетельствах СССР, в которых он явно внес творческий вклад.
Виктор Васильевич был для меня этическим авторитетом, хотя, насколько я понимал, полностью поддерживал существующий политический режим вплоть до того, что оправдывал сталинские репрессии (Беломорканал и т.д.). Но однажды, разоткровенничавшись, вполне определенно высказался в том смысле, что не допускает возможности для себя вступить в правящую политическую партию. Для того времени такое заявление было необычайно дерзким, благородным и смелым.
Удивительным образом Виктор Васильевич не спешил также и с официальным признанием своих научных достижений, хотя в моем представлении уж он-то был первым заслуженным кандидатом на всяческие научные степени, звания и награды. Зато был предельно щедр на раздачу научно-технических идей.
Петр Новыш. Санкт-Петербург
